Про Селигер и окрестности. Село Луги. Церковь Троицы Живоначальной.

[utena-lina]

Я помню, что обещала выложить фотографии витражей из музея тормозостроения при заводе, но, как главный тормоз, я сначала пообещала, потом заменила диск и переставила винду, а потом сообразила, что и фотки остались на старом диске, и фотошоп придётся качать и настраивать заново Т_Т Так что, пока занимаюсь этими скучными унылыми вещами, выложу один из заранее заготовленных постингов. Продолжение рассказа об окрестностях Селигера.
(Если что, заранее заготовленных постингов в черновиках осталось уже немного. А потом я перестану флудить каждый день и впаду в зимнюю спячку ^__^)

Возвращаясь из Андреаполя, мы увидели недалеко от дороги село с полуразрушенной церковью. Решили подъехать, посмотреть поближе и сфотографировать.

{ + 7 фото }

Общий вид и детали.










Внимание привлекли выбоины в стенах — было ясно, что это следы боёв, проходивших в этом районе.


А на крыше свили гнездо аисты.


Уже в Москве я специально нашла в интернете название церкви. Как выяснилось, это Церковь Троицы Живоначальной в Лугах, достроена в 1764 году. Вот сайт с подробной общей информацией:
http://www.temples.ru/card.php?ID=8728
А потом удалось узнать и историю появления выбоин, причём из неожиданного источника — из воспоминаний танкиста, участвовавшего в боях в тех места. Почитайте обязательно, очень интересно.
Нашла этот текст вот здесь, на сайте "Лучший форум для коллекционеров". Сам текст был взят из журнала "Военно-исторический архив", №5'2007.

«За деревню Луги еще шел бой. В деревне стояла церковь, а в ней имелся большой подвал - стенки подвала более метра толщиной. Немцы засели в этом подвале, выставили наружу шесть пулеметов из амбразур и превратили церковь в огневой опорный пункт. Наши части уже овладели деревнями Луги и Олексин, а взять церковь никак не могли.
Я получил приказ: танками окружить церковь и уничтожить опорный пункт противника. С шести танковых пушек мы вели огонь до тех пор, пока немцы в амбразуры не выбросили белые флаги. Из подвала вылезло и сдалось в плен около 150 человек.
Наш экипаж не готовился к такому рейду и боевому подвигу. Мы шли в бой, как все. Никто из нас не мечтал о геройстве и орденах. Наш экипаж сидел в танке, пошли в атаку. Ехали, стреляли, били врага, а что после танка оставалось, мы не видели, трупов не считали, уничтоженных пушек и пулеметов не знали, пленных не брали.»

{ Воспоминания танкиста }

"Уважаемый член Союза журналистов Михаил Секрет!
Прошу извинения, что я Вас так называю, к сожалению, я не знаю Вашего отчества.
Получил Ваше письмо, в котором Вы просите, чтобы я описал своих товарищей, вернее о своих членах экипажа и о себе и выслать Вам фото.
Я выполняю Вашу просьбу, но хочу сразу же перед Вами извиниться. Я имею много недостатков в русском языке. Это одно. И писать тоже не могу, так как пишут опытные писатели.
Хотя я в 1936 г. и окончил курсы механиков-водителей, танковых боев я как следует не знал.
Мне очень тяжело через 26 лет все вспоминать и подробно описать. Как Вам известно, что после окончания войны все было заброшено, забыто. Те люди, которые совершили, я бы сказал, случайные, но смелые подвиги, вообще забыты
были. Что касается своих товарищей, то я даже забыл, как звать членов экипажа. Это случилось потому, что наш танковый батальон сформировался буквально за десять дней и сразу же вступил в бой. Формирование началось в городе Горьком, где мы получили личный состав служб (повара, медицинская служба и т. д.), а танки, уже вместе с членами экипажей получили в Москве. Всю боевую материальную часть и личный состав боевых машин принимали прямо в эшелоне. В течение четырех дней ознакомились и отправились на фронт в Калининскую область. Поэтому и фронт тогда назывался Калининским.
Ввиду того, что Калинин, Торжок были захвачены немцами, нашему эшелону пришлось ехать вокруг, чтобы попасть к передовой, в назначенный пункт прорыва. С Москвы проехали Дмитров, Кимры, Камышин, Сонково и, не доезжая Осташково, на разъезде Торокастенза разгрузились.
Для разгрузки не было специальной платформы, пришлось со шпал строить разгрузочную платформу для танков. Когда начали разгружаться, наша платформа разошлась во все стороны. И хотя станция была вроде в лесу, все же самолетам противника удалось нас обнаружить. Начали нас бомбить. Чтобы ускорить разгрузку танков, мы решили их разворачивать на платформах и с них прыгать в снег. Некоторые платформы опрокидывались по ходу прыжка, но зато нам удалось произвести разгрузку танков без потерь. Те танки, которые не заводились ввиду больших морозов, пришлось буксирами стаскивать с платформ.
После разгрузки в колонне двигались до города Осташкова, где находился штаб армии под командованием ныне Маршала Советского Союза Еременко. Я в это время был капитаном и занимал должность заместителя командира 141-го отдельного тяжелого танкового батальона по строевой части. Командиром батальона был майор Кужельный. Кстати, я не знаю его судьбы, жив он или нет?
Наш батальон был придан 249-й сд, которой командовал генерал Г.Ф. Тарасов.
После получения задачи от комдива комбат Кужельный собрал команди¬ров танковых рот и своих заместителей и отдал приказ. Нашему танковому батальону во взаимодействии со стрелковой дивизией ставилась задача прорвать оборону противника в районе Пено железнодорожной станции Соблаго и наступать в направлении Охват- деревня Луги - Андреаполь - Торопец и дальше Старая Торопа - Велиж.
При взятии Пено и Соблаго особого сопротивления противник не оказал, и мы потерь не имели.
При взятии Охват противник оказал нашим частям сильное сопротивление. Нам пришлось форсировать Озеро Охват, которое лежало на пути нашего наступления. Озеро длиной было около 20 км, шириной до двух км и глубиной до 12 метров. Для переправы танков необходимо было нарастить и укрепить лед. Противнику удалось разгадать наш маневр, и всю ночь он вел методичный огонь артиллерии и минометов по нашей переправе. Несмотря на огонь противника, наши саперы всю ночь укрепляли лед. Утром в 5 часов начали переправу танков. Переправа получилась неудачной - тяжелый танк провалился и ушел под лед.
Нашим саперам пришлось еще день и ночь делать укрепление льда, и на вторые сутки, 9 января нам удалось переправить все них условиях. У немцев головы были закутаны в дамские платки, отобранные у наших женщин. На ноги надеты соломенные лапти. Был сильный ветер и снег, который бил немцам в лицо. К тому же они не ожидали, что за 7-8 км от их переднего края может появиться русский танк.
Наш танк подошел к ним вплотную. Со всех видов танкового оружия мы открыли огонь по батальону. Можете себе представить, что могло остаться от этого батальона. Кто не попал под пулю или снаряд, был уничтожен гусеницами. Сугробы по обе стороны дороги были высотой 1-1,5 метра, и удирать фашистам было тяжело.
Сколько было убитых и раненых нам не пришлось самим считать. Мы по-прежнему думали, что нас еще не подбили потому, что наши танки действуют впереди, справа и слева. Нам удалось продвинуться еще километров 6-8 в направлении города. Впереди стояли какие-то строения - хутор. С этого хутора ехала на конной тяге противотанковая пушка, но мы ее не заметили.
Расчет пушки распознал, что это танк русских и открыл по нам огонь. Снаряд пробил наш танк и попал в бак с горючим. Это был основной, или, как еще его называли, кормовой бак. Хотя танк был подбит и мотор заглох, нам удалось развернуть башню и расправиться с этой пушкой. Но немцы не растерялись. Видя, что танк остановился и не движется, человек 8-10 подбежали к нему и взобрались на него. Время было обеденное и, немцы, кушая на танке, начали вести агитацию, пытаясь уговорить членов экипажа, чтобы сдались. Они говорили, что Ленинград и Москва полностью находятся в руках немцев. Гитлер в Москве, а советское правительство капитулировало, а наше сопротивление напрасно.
Ни один член экипажа не проронил и слова за то, чтобы сдаться. Нас было 4 четыре человека и все разных национальностей. Я, например, белорус, командир танка, лейтенант Гольцман - еврей, механик-водитель, старшина Пушкарькин - русский, заряжающий, старший сержант Бондаренко Вася -украинец. Но наши интересы были единые: защита нашей родины, защита завоеваний Октября и т. д.
Убедившись, что мы не намерены сдаваться, немецкие солдаты взяли наш брезент, который мы забыли снять, когда пошли в атаку и накрыли им наш танк. От злости, край брезента запихнули в ствол пушки.
У нас был один выход: исправить танк и вслепую ехать в любом направлении к своим. Надо было перейти на запасной бак с горючим.
Время было уже 9 часов вечера. Немцы продолжали сидеть на танке, играя на губной гармошке, а мы под этот их концерт исправляли танк.
Наконец танк завелся, мотор заревел, а фашисты от неожиданности заорали. Механик Пушкарькин развернул вслепую танк, и мы поехали прямо. Танк идет тихо, но уверенно. Сидя на танке, фрицы продолжают ехать с нами, как пассажиры.
Мы рассчитывали, что когда будем ехать, то гусеницы подберут под себя брезент, лежащий на танке, стащат его и нам откроется поле зрения. Но наш расчет оказался неправильным. Снег был очень большой, поверх него образовалась ледяная корка. Гусеницы вошли глубоко в снег, а полы брезента волочились по снегу, никак не попадая на гусеницы. Так мы проехали более трех часов.
Вдруг к 12 часам ночи на танке стало тихо. Наши «пассажиры» сошли. Не то ехать дальше не захотели, не то мы плохими были им попутчиками.
Не успели мы между собой переговорить, как заряжающий Бондаренко, сидящий в перегородке моторного отсека, крикнул, что мы горим. Вентилятор мотора засасывал языки пламени в моторное отделение. Дальше ехать было нельзя - я дал команду заглушить мотор.
У нас на танке лежало три бочки по бокам, заполненные горючим. Когда шли в бой, механик должен нажатием на педаль сбросить эти бочки. Но то ли механизм не сработал, то ли механик забыл про них, но они остались лежать на танке.
Оказывается немцы, ехавшие с нами, сняли одну бочку с горючим, облили им брезент и подожгли.
Сидя у командирского люка, я дал указание взять огнетушители и быть готовыми к тушению пожара. Сам же быстро выскочил из танка через люк, чтобы стащить горящий брезент с танка.
Я быстро сбросил брезент. Большой и тяжелый он упал возле танка и продолжал пылать. Я не был уверен, что при заводке двигателя танк не загорится снова и решил соскочить, чтобы оттащить горящий брезент хотя бы метра на 2-5.
Когда я начал оттаскивать брезент и уже почти оттащил, как из-под земли выскочили два здоровых немца, схватили меня за руки, рот завязали и заткнули тряпкой. Обезоружив, они потащили меня от танка. Им удалось оттащить меня уже метров на 70-80. Один из них неплохо говорил по-русски. Очень уговаривал, чтобы я вместе с танком и членами своего экипажа перешел добровольно на их сторону. Они обещали большое звание, хорошую жизнь обещали, что только не обещали, чтобы только добровольно я с танком и экипажем перешел на их сторону.
Время было около двух часов ночи. Я не мог говорить, но я даже кивком головы не дал знать, что согласен.
Члены экипажа, сидя в танке, начали волноваться - в чем дело, почему нет никакой команды, вроде уже опасность миновала, огня нет. Заряжающий Бондаренко решил вылезти с танка и проверить. Когда он увидел, что меня нет возле танка, он догадался, что если немцы подожгли танк, значит, немцы и захватили командира.
Ночь была лунная, и товарищ Бондаренко начал присматриваться и заметил метающиеся фигуры. Он сказал об этом лейтенанту Гольцману, схватил гранату, пистолет и побежал ко мне на помощь. Но бросать гранату и стрелять было рискованно - можно было попасть в меня, так как мы на месте не стояли, все время вертелись. Немцы пытались меня дальше тащить, а я оказывал яростное сопротивление.
Бондаренко решил подойти вплотную ко мне, схватить фрица за шиворот и оказать мне помощь. Но один из немцев заметил, что ко мне идет помощь и с пистолета ранил товарища Бондаренко в левый пах. Что обидно - Бондаренко был ранен с моего пистолета, который немцы отняли у меня.
Механик-водитель услышал выстрел и крик Бондаренко. Он схватил большой рожковый ключ, удачно и незаметно подбежал к нам и одного из фрицев так ударил по голове ключом, что каска была вогнута, а голова пробита. Фашист потерял сознание. Пушкарский бросился на второго, который возился со мной.
Немец, видя, что нас теперь двое, решил спасти себя и начал целиться из пистолета, чтобы убить кого-то из нас. Но Пушкарский ростом был выше его и ударил его по руке так, что пистолет полетел в снег. В это время подбежал лейтенант Гольцман, и мы прикончили этого любителя приключений. Я даже сожалел - надо было взять живым, но к нашему счастью, второй, прибитый ключом, оклемался.
У убитого забрали документы, живого положили на танк и хорошо привязали. Поехали к своим. Уже утром, в 9 часов, видим - навстречу нам идет рота лыжников в белых халатах. Мы подумали, что это наши лыжники, с которыми мы вступили в бой, и танк направили к ним. Когда мы остановились, по нам открыли огонь. Хорошо, что у немцев не было ни одного противотанкового ружья. В ответ мы открыли огонь из танка, и от этой роты остались ножки да рожки.
Мы привезли нашего пленного в штаб 249-й сд, как доказательство нашего рейда.
За деревню Луги еще шел бой. В деревне стояла церковь, а в ней имелся большой подвал - стенки подвала более метра толщиной. Немцы засели в этом подвале, выставили наружу шесть пулеметов из амбразур и превратили церковь в огневой опорный пункт. Наши части уже овладели деревнями Луги и Олексин, а взять церковь никак не могли.
Я получил приказ: танками окружить церковь и уничтожить опорный пункт противника. С шести танковых пушек мы вели огонь до тех пор, пока немцы в амбразуры не выбросили белые флаги. Из подвала вылезло и сдалось в плен около 150 человек.
Наш экипаж не готовился к такому рейду и боевому подвигу. Мы шли в бой, как все. Никто из нас не мечтал о геройстве и орденах. Наш экипаж сидел в танке, пошли в атаку. Ехали, стреляли, били врага, а что после танка оставалось, мы не видели, трупов не считали, уничтоженных пушек и пулеметов не знали, пленных не брали. Мы, как патриоты защищали Родину, свой народ, революционные завоевания наших отцов, дедов, завоевания нашей партии, свободу, за которую В. И. Ленин с малого детства отдал свою жизнь. За это весь наш народ сражался, в том числе и наш экипаж.
И до ХХ-летия победы над Германией я вообще сам не знал, за что мне дали такую награду, и это действительно так.
После того, как наши части овладели населенными пунктами Величко во, Луга и Олексин, противник решил остановить наступление наших частей на подступах к городу Андреаполь. С этой целью из города Торопец в город Андреаполь подтянули много артиллерии и живой силы.
Командующий артиллерией 4-й Ударной Армии генерал Хлебников пригласил меня к себе. Он спросил, где мой командир батальона, сколько со мной танков. Их у меня было уже 4 танка Т-34. Он дал задание: двумя танками лично мне выйти к станции Андреаполь и не дать возможность противнику угнать железнодорожный эшелон с награбленным имуществом и русскими пленными.
Генерал сказал тогда, что пленные особой важности: большинство из них дети и женщины. Поэтому стрелять по вагонам нам строго запрещается. «Стрелять можно, - сказал генерал, - только по паровозу и то, когда эшелон выйдет со стрелок». Задача стояла: остановить эшелон, не допустить его угона в Германию.
Получив задачу от генерала, я собрал экипажи, ознакомил их, а своих членов экипажа пересадил на другой исправный танк, и мы двинулись в путь.
Когда мы подъехали к железнодорожному полотну, то остановились: нужно было сориентироваться, в какую сторону пойдет эшелон с пленными. Я начал осматривать местность поворотом башни, и в этот момент возле нашего танка начали рваться снаряды и мины. И настолько прицельно, что, казалось, еще несколько секунд простоим, и снаряд попадет в танк. В прицел я увидел, что на высокой заводской трубе видны два человека. Я понял, что это и есть немецкие корректировщики.
С танков открыли мы огонь по трубе и очень удачно - пробили два больших окна. Немцев на трубе не стало, и стрельба по нашим танкам прекратилась. К нашему танку в это время подошел гражданин и сказал, что в городе очень много немцев и очень много артиллерии.
Я спросил его, может он знает, когда немцы будут эшелоны отправлять в Германию. Тот ответил, что один эшелон с пленными будут отправлять в 12 часов дня, но куда он не знает.
На карте я видел впереди нас речку, которую надо форсировать, чтобы занять удобную позицию для ведения огня по эшелону.
Я спросил этого гражданина о глубине речки. Он ответил, что речка иной раз летом так пересыхает, что ее босиком можно перейти.
Чтобы не терять времени я решил своими танками перейти эту речку. Снега было так много, что нельзя было понять, где берег, где речка.
Когда танк заехал на речку, то это оказалось как раз на изгибе, и он стал как бы по течению. Лед обломился, и гусеницы провалились, а днищем танк сел на лед. Гусеницы обледенели, пробуксовывают, и танк ни с места.
Попытался, чтобы второй танк взял нас на буксир, но в это время уже немцы подошли близко и с автоматов открыли огонь по нашим танкам. Решил не рисковать людьми и дал команду оставить нас и идти дальше, для занятия позиции, так как времени до отправки эшелона было уже в обрез.
Второй экипаж с честью выполнил поставленную задачу: паровоз был разбит, эшелон остановлен, пленные остались в городе. К сожалению, они попали опять в плен к немцам, но зато не были увезены. Также я не знаю до сего времени ни одного члена экипажа по фамилии, только остался в памяти позывной и имя «Боря».
Когда эшелон был остановлен, противник заволновался, что так быстро русские танки оказались возле станции Андреаполь. Противник перешел в контрнаступление, и ему удалось потеснить наши части на 3-4 км. При отходе ушел наш второй танк.
Наш танк остался в речке. Сидели мы в нем 13,14,15 января. 14 января нам удалось связаться по рации с генералом Хлебниковым. Я доложил, что мы случайно попали в речку и забуксовали, прошу помощи. Генерал ответил: «Как попал, так и вылезай. Я тебя в речку не посылал».
15 января часов в двенадцать к танку подошли несколько немецких солдат. Измеряли длину и ширину, взялись за ствол пушки и пытались повернуть башню, но ничего у них не получилось. Башню мы специально заклинили.
Экипаж притаился, сидели, не шевелясь, чтобы немцы подумали, что танк брошен. Вскоре немцы ушли. Танк Т-34 считался в то время секретным, и солдаты, вероятно, пошли докладывать о нем своему командованию.
Вечером, когда уже начало темнеть, немцы подогнали свой тягач, очень мощный. Зацепили крестом наш танк тросами и вытащили с речки. Перетащили через переезд и затащили нас в город Андреаполь. Танк был поставлен в парк, рядом с немецкой техникой. Тягач ушел. Танк стоял возле электрического фонаря который освещал гараж, обложенный досками. Недалеко ходил часовой, который несколько раз подходил к нашему танку.
В полночь я по рации связался с генералом Хлебниковым. Микрофон взял сначала его шофер Иван Корнев, а подом подошел генерал.
Я доложил, что нас немцы с речки вытащили, что стоим в немецком гараже в городе. Хлебников ответил: «Молодцы, оказывается, Вы уже городом овладели».
Когда Хлебников сказал это, я почему-то подумал, что наши утром должны перейти в наступление. Тут же я принял решение уходить с гаража в броне рано утром, когда фашисты будут спать. Сидеть дальше в гараже, это значит живьем похоронить себя.
Танк был исправен. Экипаж чувствовал себя неплохо. Правда, не было, что кушать, но это было терпимо.
В 5 часов утра завели танк, разломали забор и выехали с гаража. Часовой по танку открыл огонь из автомата, и ему удалось разбить одну фару.
Мы выехали на улицу, как я потом узнал, Советская. Она очень узкая - две машины едва разъедутся. Улица была заставлена артиллерией на конной тяге, лошади не выпрягались.
Наш танк начал давить лошадей и гусеницами уничтожать орудия фашистов. Одновременно экипаж вел огонь по домам, в которых спали фрицы.
С Советской мы выехали на Вокзальную. Там тоже стояли пушки на конной тяге. И так, по словам жителей, нами было уничтожено 12 пушек и 36 лошадей. Фашисты с домов выскакивали в одном нательном белье.
Так, мы в поисках выезда из города к своим, все время, натыкаясь на немцев, ездили до 10 часов утра. Гоняли их, как котят, а в начале 11 часов наши войска перешли в атаку, и 16 числа полностью овладели городом Андреаполь.
Первым к нам подъехали генерал Хлебников и комдив Тарасов. Пожали нам руки, похвалили нас, что хорошо сражались. Сказали о том, что мы будем представлены к награде.
Некоторые говорят, что наш танк первым ворвался в город Андреаполь. Это не верно. Наш танк сами немцы затащили и помогли нам освободить город. Может быть, мы не осмелились бы сами первыми ворваться в город. Вот так я оказался героем, хотя об этом никогда не мечтал и не думал.
На следующий день я получил приказ наступать во взаимодействии с 249-й сд в направлении города Торопец, и 21 января наши танки первыми ворвались в него.
5 мая 1942 года я получил Указ Президиума о присвоении мне звания Героя Советского Союза. Механик был награжден орденом Ленина, а Гольцман и Бондаренко - орденами Красного Знамени.
Я думаю, что хватит. Остальное. Все время мы были в боевых порядках, затем перешли к обороне. Командир нашего батальона был ранен. Мне пришлось принять танковый батальон. Присвоили звание майор. В июне 1942 года меня вызвали в штаб и, можно сказать, что по тревоге, отправили на учебу в Академию бронетанковых и механизированных войск, которая в то время находилась в Ташкенте. Академическую стажировку я проходил в 1-й танковой армии под Курской дугой в самый тяжелый момент.
По окончании учебы я уже в свою часть не вернулся. Получил танковый полк, который входил в состав 1-й мехбригады. Командовал ею генерал Руссиянов. Участвовал в боях за Будапешт, озеро Балатон.
По окончании войны на немецком фронте я был назначен командиром тяжелого танко-самоходного артиллерийского полка и отправлен на японский фронт.
Поэтому за такой короткий срок я не смог хорошо запомнить своих товарищей на Калининском фронте. Очень многие считали меня погибшим. Андреапольские партийные и советские органы решили строить памятник.
Но, когда узнали, что я жив, меня пригласили в 1967 году на день Победы в Калининскую область в город Андреаполь и Андреапольский район, который нам пришлось освобождать в январе 1942 года в самые лютые морозы. Когда нам пришлось по следам боев проехать и встретиться с населением -вот тогда я только узнал, что действительно наш экипаж большое дело сделал для спасения детей и людей этого района.
Очевидцы, выступая на собраниях с народом в деревне Луги и Олексина, рассказывали такие факты.
Накануне того, как наш танк ворвался в деревни Луги и Олексин, туда прибыл немецкий полк и расположился ночевать. Утром полк должен был занять оборону на второй полосе и, в том случае, если русские прорвут передний край, задержать их и не дать им овладеть деревней Луги, Величково и Олексин. По прибытии немцы организовали для себя банный день. В Андреапольском районе почти в каждом дворе стояла своя, «черная» баня. Для помывки фашисты заставили работать всю ночь население деревни, кто только мог таскать воду и топить баню.
У командования немецкого полка уже был список граждан этой деревни, заподозренных или имевших связь с партизанами. В списке было более 85 человек.
Для того чтобы отомстить этим людям за связь с партизанами и запугать других, фашисты решили живьем их казнить. Всех их загнали в один из домов Олексино, забили досками окна, облили дом горючим, а утром в 8 часов должны были согнать в село жителей Величковского сельсовета и на их глазах поджечь дом и сжечь всех людей. В этом доме были старики, женщины и была одна мать с годовалой девочкой.
И вот в это время ворвался наш танк, и все смертники были спасены.
Когда я приехал к ним на встречу, можете себе представить, какая это была тяжелая встреча. За 15-20 метров не доходя до меня, люди становились на колени и ползли, чтобы отблагодарить, называя своим спасителем. Даже пришла та женщина, которая была с годовалой девочкой. Этому ребенку было уже 26 лет. Она пришла уже со своей дочкой Люсей и мужем трактористом. Говорит дочке своей: «Поцелуй этого дядю, он спас твою бабушку, твою маму и папу».
Одна из женщин говорила, что видела, как наш танк ехал обратно через деревню Луги. Он был весь черным, и на танке лежал раненый солдат. Когда я ей сказал, что это был не наш солдат, а немец, то женщина эта встала, перекрестилась и сказала: «Боже мой, а я 25 лет думала об этом раненом солдатике, а если это был немец, так ему и надо, а сейчас я уже думать и переживать не буду».
Церковь в Луге, как мы ее тогда оставили, всю избитую снарядами, так и стоит.
Один из колхозников колхоза «Маяк» деревни Луги говорил, что он лично с другими своими товарищами и солдатами рыл могилы для немцев, уничтоженных нашим танком. В каждую могилу зарывали по 500-700 трупов, а таких могил было три. Женщина рассказывала, что улица была залита фашистской кровью. Брызги крови были даже на домах, что пришлось горячей водой их смывать. Вот оказывается, что мог один танк наделать. Я этого не знал.
В Андреаполе видел заводскую трубу, по которой мы стреляли. Пробитые нами окна заложены кирпичом и тяга очень хорошая. Я бы сказал, что тяга коммунистическая. Труба эта фарфорового завода и, оказалось, что на нем работает бывший шофер Хлебникова - Иван Корнев.
Эти и другие встречи я даже описать не в состоянии. Это были сплошные слезы радости. От этих радостных слез у меня и сейчас сердце болит. До этого я не знал, что такое болит сердце. А таких встреч было 53.
Хочу Вам рассказать, какие почести мне оказал тогда Андреапольский народ:
1 -Решением горисполкома Вокзальная улица переименована моим именем.
2.Присвоено звание Почетного гражданина города Андреаполя с вручением символического именного ключа и алой ленты. Встреча была очень теплой. Летом прошу приехать к нам на юг отдыхать.
Жена моя тоже фронтовой человек. Под Сталинградом была награждена орденом Красной Звезды и медалями. Коммунист. Очень гостеприимная, работает начальником кондитерского цеха. Угостит Вас хорошим николаевским тортом. Звать ее Тамара Ананиявна.
С уважением к Вам, Г. А. Половченя 11 марта 1968 г."

ОБ АВТОРЕ
ПОЛОВЧЕНЯ Гавриил Антонович1
Родился 11 мая 1907 года в с. Языль Стародорожского р-на Минской области в семье крестьянина. Белорус. Окончил 7 классов. Работал в колхозе. В Красной Ар¬мии с 1929 года. Окончил курсы младших лейтенантов.
Участник похода в Западную Белоруссию в 1939 году, советско-финляндской войны 1939-1940 гг. Член ВКП(б) с 1939 года.
На фронте в Великой Отечественной войне с июня 1941 года. Заместитель командира 141 -го отдельного танкового батальона (4-я Ударная Армия Северо-Западного фронта) капитан Половченя в бою 15.01.1942 года успешно управлял подразделениями в районе г. Осташков (Калининской обл.). Батальон нанес большой урон противнику. В последующих боях танкисты прорвали оборону противника, освободили ст. Андреаполь. На танке прорвался в тыл врага на 12,5 км. Огнем и гусеницами уничтожил 12 орудий, 6 огневых точек и около 450 гитлеровцев.
Звание Героя Советского Союза присвоено 5 мая 1942 года. В 1944 году окончил Военную академию бронетанковых и механизированных войск. Командовал танковым полком на 2-м Украинском фронте. Участник войны с империалистической Японией в 1945 году.
После войны продолжил службу в армии. С 1953 года подполковник Половченя в запасе. В 1953-1958 гг. работал главным инженером и директором МТС. С 1958 года жил в городе Николаев.
Награжден орденами Ленина, Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной Звезды, медалями.
Имя Героя носит улица в городе Андреаполь.
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь. Т 2, М., 1988, Военное изд., с. 294.